Вот , только сейчас заметил , что на клипе В. Асмолова -" Сорок два " , который разместил Почётный Админ Александрович ,на  20-й секунде небоскрёб "Высоцкий ", не так давно построенный в Екатеринбурге .

Ссылка

«Мы очень весело и интересно ссорились»
Иза Высоцкая о Владимире Высоцком

«Редакция Елены Шубиной» выпустила книгу воспоминаний о Владимире Высоцком «Всё не так, ребята...». Под одной обложкой собраны мемуары тех, с кем дружил Владимир Высоцкий, кого любил, с кем выходил на подмостки. В издание вошли свидетельства Юрия Любимова, Владимира Войновича, Станислава Говорухина, Георгия Юнгвальд-Хилькевича, Аллы Демидовой, Галины Волчек, Эльдара Рязанова, Евгения Евтушенко, Василия Аксенова, Андрея Синявского, Никиты Высоцкого, Бориса Мессерера и других. «Лента.ру» публикует воспоминания первой жены Владимира Высоцкого — Изы Высоцкой.
Иза ВЫСОЦКАЯ «Мы были почти дети...»

— Иза Константиновна, в Школе-студии вы были на два курса старше Высоцкого. А как он попал в ваш курсовой спектакль?

Точно не помню, как он попал. Вообще он как-то появился у нас с этого спектакля, мы его начали готовить на третьем курсе — Володя тогда был на первом. У него была роль солдата, по-моему, даже бессловесная. Но в программке он есть. В общем, знакомство наше близкое началось с этого спектакля.

— А студенческие актерские работы Высоцкого вам запомнились?

Когда он выпускался, я работала в Киеве. Но я приезжала и прилетала в Москву. Я видела «Золотого мальчика», чеховскую «Свадьбу», капустники. Видела, естественно, «На дне» — своего Бубнова Володя сделал хорошо. А на выпуск я приезжала специально.

— Кстати, вам не запомнился капустник, о котором Высоцкий часто вспоминал, — пародии на все виды искусства?

Я не очень хорошо это помню. Я помню, что он прекрасно показывал Чаплина и Гитлера. Потом, когда я увидела его в спектакле «Павшие и живые», практически в той же ипостаси, мне даже показалось, что в студии было еще лучше, получалось как-то легче.

— А когда начались куплеты, посвящения, то есть первые стихотворные опыты?

Я бы не взяла на себя право точно сказать, когда это началось. Потому что такие стихи — четверостишия типа частушек — просто были в быту. Могла быть записка в стихах, поздравления — на день рождения, Новый год, 8 Марта — всё это в стихах. Но я ничего не хранила и, честно говоря, не придавала этому ни малейшего значения. Ну а как иначе в девятнадцать-двадцать лет, если не в стихах?

Вот я помню такой случай. Мы пришли к кому-то в гости, там был магнитофон (они тогда только появлялись) — и нам дали прослушать какую-то Володину запись, не зная, что это Высоцкий. То есть Володя сам себя слушал. Неожиданно.

— А какова была его реакция?

Очень понравилось. Да ему вообще всё больше нравилось, чем не нравилось.

— Нина Максимовна рассказывала, что никогда не слышала от него плохого слова о людях.

Это правда. Мы с Володей встречались через какие-то годы — последняя наша встреча была в 76-м году. То есть на протяжении долгих — с 56-го по 76-й — двадцати лет я от Володи не слышала действительно плохих слов о людях. Были другие разговоры — он с болью говорил о том, что уходят друзья. Иногда ссорились как-то абсурдно, нелепо, из-за мелочей каких-нибудь... Но это была боль человеческая...

— А когда все-таки появилась гитара?

Вы знаете, этот вопрос задают все. Причем... я вам говорю совершенно честно, у меня в документальной памяти она просто отсутствует. Я помню, что мы покупали гитару, но не помню — когда... Я помню, что мы платили шестьдесят пять рублей старыми деньгами. Но я ни за что не возьму на себя смелость утверждать, что это была первая гитара... Я уже читала — по-моему, у Нины Максимовны, — что она подарила Володе гитару. Может быть, у него была гитара и раньше; может быть, она давала деньги на гитару в качестве подарка.

— А как складывалась ваша артистическая судьба?

Когда я заканчивала студию, приезжал Михаил Федорович Романов, он смотрел наш курс, и по его персональной заявке я была приглашена в Киевский театр имени Леси Украинки. Два года мы с Володей были и врозь, и вместе. Мы очень часто ездили друг к другу, мы каждый день писали, за редким исключением. Очень жаль, что погибли письма...

И конечно, были телефонные разговоры. Я ведь в Киеве жила в самом театре — двое актеров жили в театре: я и на верхнем этаже жил Паша Луспекаев с семьей. И рядом со мной был кабинет заведующего труппой Дудецкого, очень приятного и доброго человека. Он мне оставлял ключ от своего кабинета, который от моей комнаты отделяла тоненькая фанерная стеночка, и когда раздавался телефонный звонок, я быстренько вскакивала и бежала к телефону. Мы говорили очень-очень подолгу. Володя очень часто звонил. Так действительно было: девчонки на переговорном уже к нам привыкли, и когда мы начинали говорить про какое-то дело, они нам грозили отключить — им было скучно: «Говорите про любовь!»

Мы жили встречами — мы же были все-таки почти дети. Тогда-то мы казались себе взрослыми, конечно, это было очень забавно. Как бы это сказать — всё было серьезно и в то же время несерьезно. Было очень интересно, потому что в наших отношениях на протяжении всех лет была какая-то — в очень хорошем смысле слова — игра и поэзия. Мы очень весело и интересно ссорились, еще веселее мирились. Так что мне лично есть что вспомнить, и я ни о чем не жалею. Мне просто повезло: в моей жизни было большое счастье. И не только в те годы, когда я была женой Володи, но и во все последующие — все наши встречи были неожиданными, нам их дарила судьба: мы не списывались, не сговаривались, но почему-то вдруг встречались. Это было удивительно, радостно, значительно, тревожно — всё вместе. И когда мы расстались, у меня было такое ощущение, что женщины должны быть с ним очень счастливы. Потому что у него был такой дар — дарить! И из будней делать праздники, причем органично, естественно. То есть обычный будничный день не мог пройти просто так, обязательно должно было что-нибудь случиться. Он не мог прийти домой — и чего-нибудь не принести. Это мог быть воздушный шарик, одна мандаринина, одна конфета какая-нибудь — ну что-нибудь! — ерунда, глупость, но что-то должно быть такое. И это всегда делало день действительно праздничным.

И потом он тоже умел всякие бытовые мелочи — стираную рубашку, жареную картошку, стакан чаю — любую мелочь принимать как подарок. От этого хотелось делать еще и еще. Это было очень приятно.

(...)

— Расскажите, пожалуйста, о свадьбе, она была в той самой квартире на Большом Каретном...

Свадьба эта была очень многолюдная, очень шумная. И не было у нас официально приглашенных гостей, потому что решили так: поскольку мы давно муж и жена, то пышной свадьбы у нас не будет. Соберемся тесным кругом — Акимов, Свидерский, Ялович — и просто посидим в ресторане.

Но, во-первых, против этого восстали родители, и особенно Семен Владимирович. Они с Евгенией Степановной (вторая жена С.В.Высоцкого, мачеха Володи. — Примеч. ред.) в ужас пришли, что мы хотим обойтись без свадьбы. А накануне Володя пошел на мальчишник в кафе «Артистик». Его долго не было, и я поняла, что надо выручать, пришла за ним в кафе, а он мне: «Изуль, я всех пригласил». — «Кого всех?» — «А я не помню. Я всех пригласил».
В результате был, конечно, наш курс, его курс; были родственники. Но моих родственников не было, никто не приезжал из Горького. Было очень тесно — там маленькие комнатки, мы сидели кругом, где только можно. Было весело, шумно — по-студенчески. На рассвете, по-моему в четыре часа утра, мы шли втроем — Володя, Нина Максимовна и я — на свою Первую Мещанскую. Шли пешком, это был наш любимый маршрут: по Садовой, потом — бульварами, мимо Трифоновки.

— Ваши курсы сильно отличались друг от друга?

У нас в студии почитались старшекурсники, просто такая была традиция. И они, Володин курс, для нас были «мальчики и девочки». И их курс был такой хулиганский, озорные ребята — в общем, не «бомондные». Какой-то праздник мы праздновали вместе, — собрались на квартире у Греты Ромадиной, а она у нас была такая очень «салонная». Мы накрыли прекрасный, очень красивый стол, и явился Володин курс и как устроил там «живые картинки»! То есть они нам сломали этот салонный стиль, внесли свою свежую струю.

— Кого из друзей Высоцкого того времени вы помните, знаете, любите... или так: любили, знали?

Мы дружили с Геной Яловичем, Мариной Добровольской, бывали в гостях...

Была довольно близкая дружба с Жорой Епифанцевым. У него тогда была жена — балерина Большого театра Лиля Ушакова, мы очень дружили. Мы как-то с Володей приехали в Горький (там жили мои родители), а Жора снимался там в «Фоме Гордееве». И все вместе мы ездили в Великий Враг, там очень широкая Волга. Ездили Жора, Володя, я и сестренка моя. И ребята переплывали Волгу. Мы с Наташкой их потеряли. Было очень страшно, потому что самоходная баржа прошла и не видно, где они и что с ними. Правда, назад они вернулись в лодке. Был такой случай.

А один раз мы из Горького очень симпатично возвращались, на настоящем пароходике с колесами. Долго — пятеро суток — мы плыли. Была страшная жара, каюта была крошечная, и, когда ночью начиналась прохлада, мы выходили — это была такая красотища! Тишина, звезды — мы сидели не дыша.

— Высоцкий — рассказчик. Все по-разному, но с восхищением вспоминают, как он рассказывал.

Да, очень много было присказок. Даже были такие рассказы — озорные очень... Он мог минут двадцать держаться на какой-то одной фразе, варьируя ее всячески, а получался полный рассказ.

Была масса рассказов о дворе, о Лёне, о голубятне, про Маньку-шалаву. И еще Володя совершенно блистательно — я больше ни у кого так не слышала — читал Маяковского.

Не в концертах, а мне. Мы могли быть вдвоем, и я приставала и очень просила почитать. Я просто умирала со смеху: он прекрасно читал «Баню», «Клопа», он вообще Маяковского очень хорошо знал. А я тогда его не любила и не понимала — и вот Володя читал, и для меня совершенно в другом ракурсе предстал Маяковский. Там была такая масса юмора. Он мог читать целый вечер. Володя же безотказный человек в этом отношении: только попроси... И я больше не слышала о том, что он кому-то читал Маяковского... Читал он прекрасно, совершенно.

— А когда начались песни?

Я не только не придавала никакого значения песням, они для меня были каким-то терзанием. Куда бы мы ни приходили, начинались эти песни. Причем люди их слышали впервые, а я — в сто первый раз. По-моему, иногда даже поднимала бунт. Володя тогда работал, он уже начал сниматься в «Карьере Димы Горина», нам опять приходилось расставаться... И мне казалось — нельзя заниматься никакими песнями! Надо заниматься только женой!

— А когда вы впервые поняли, что это не просто песни, которые вас «терзали»?..

Очень много времени спустя. Знаете, как бывает? Бывает, люди расстаются и — не расстаются. Я ничего не хочу говорить за Володю, потому что его нет, тем более что Володя не пускал к себе в душу... В этом отношении он был человеком закрытым. Иногда его прорывало, когда что-то случалось, и было невмоготу, но это было крайне редко. Поэтому за него я ничего не буду говорить, а за себя точно скажу: у меня не было ощущения расставания. Всё равно у меня оставалось чувство: Володя — это Володя, который был, есть и будет. И вдогонку, в разных весях, городах, меня нагоняли эти песни, причем я к ним так же относилась: опять всякие «...с охотою распоряжусь субботою...» — всё это было продолжением той «игровой» стороны наших отношений.

И однажды... Мы были на гастролях в Новомосковске, было очень жаркое лето. Я подходила к дворцу, где мы гастролировали, — там была какая-то площадь, залитая асфальтом и солнцем. Было ощущение безлюдности и какого-то испепеляющего, безжизненного солнца. И вдруг из окна понеслись «Кони». И, стоя там, на раскаленной площади, я была ошеломлена. Я вдруг поняла, что очень вольно обращалась с человеком, который намного-намного-намного больше, чем я могла себе представить. Как, наверно, и многие близкие люди, воспринимала его облегчённо, потому что в нем было много юмора, много радости, он очень умел прощать... очень умел прощать! Причем по-настоящему. Прощать безоглядно. Великодушие в полном смысле. А это принималось за легкость... И вот только тогда я действительно была потрясена его песнями.

— После возвращения из Киева вы жили всё время на Первой Мещанской, еще в старом доме?

Мы жили в новом доме, на «полкомнаты» — половина комнаты была наша, а половина — Гиси Моисеевны. За ширмой. Но это не было трагедией. Тогда это всё воспринималось очень естественно.

Гися Моисеевна — это очень оригинальный человек. У нас были прекрасные отношения...

Она меня учила мудрости — жизненной, женской. К сожалению, ее уроки не пошли впрок.

Когда я уже постоянно жила в Москве, то бывало так. Володя мог позвонить и сказать: «Я еду». Потом через пятнадцать минут позвонит: «Я уже выезжаю». Еще через пятнадцать минут: «Я уже еду». И так могло продолжаться весь вечер. У него действительно было много друзей, заговаривался — но обязательно звонил через каждые десять-пятнадцать минут. Вот тогда была придумана такая хитрость. Звонок — подходит Гися Моисеевна: «Вовочка, а Изы нет. Я не знаю, Вовочка, куда она ушла! Она оделась как экспонат и ушла». И Володя тут же мчался домой...

У них был телевизор — тогда это была большая роскошь. Миша — сын Гиси Моисеевны — старый кавээнщик, и мы смотрели все его выступления. Она очень интересно говорила: «Изочка, сегодня я поняла, что Бога нет». Я спрашиваю: «Почему сегодня?..» — «Как же? Всё показали! Входит человек в поле, ставит пылесос и достает нефть! Где же Бог?»

— А когда вы переехали в Ростов-на-Дону?

Я уехала в Ростов-на-Дону весной 61-го года. Я работала полтора месяца в Москве, в Ленкоме, по договору. Когда с Равенских всё провалилось, за меня много хлопотал Михаил Фёдорович Романов... В Ленкоме мест не было, и они меня взяли на договор — только на зимние каникулы: там восстанавливали спектакль «Новые люди» по «Что делать?» Чернышевского. Я изображала Веру Павловну, танцевала с Ширвиндтом мазурку. Он, наверно, такой прелести не запомнил, а я помню.

Мы играли в помещении Театра Ермоловой этот спектакль, и только на зимних каникулах. Потом меня обещали взять в труппу Ленкома, но надо было ждать весны... Не дождавшись, я уехала в Ростов. Но это не был разрыв — это был отъезд на работу.

Володя прилетал ко мне, потом был там на гастролях с Театром Пушкина.

Приехал в Ростов на крыше вагона, между прочим.

Я пришла встречать Володю; все выходят — его нет. Мне говорят: «А твой сидит на крыше...» И он ездил с нашим театром на выездные спектакли, когда был свободен. И лазал за яблоками, и его схватили — под ружьем привела охрана. Были всякие такие дерзкие поступки. В совхозе увидел очень красивое яблочко — и полез. И потом они с этим дедом сидели и очень мирно беседовали на деревенском крылечке. А яблоки принесли всем. Это лето 61-го года.

— А Высоцкий показывался в Ростове?

Специально он не показывался. Он приезжал, но специального актерского показа не было. Его видели, знали. Даже было распределение ролей... по-моему, на «Красные дьяволята».
Но вот тут мне позвонили мои приятели — рассказали про «713-й просит посадку». И после этого я сама позвонила Володе, и мы с ним крупно поговорили по телефону. Расстались. И я тут же уехала из Ростова в Пермь.

Встретились мы с Володей через три года, тоже очень интересно. Я приехала в Москву к своей подружке Грете Ромадиной. Иду по бульвару и чувствую: кто-то мне сверлит затылок. Оборачиваюсь — никого нет. Прихожу к Ромадиной — и тут же телефонный звонок. Она говорит: «Звонит Высоцкий, говорит, что тебя видел из троллейбуса». И тогда же они приехали с Кариной Диадоровой и привезли мне песню «О нашей встрече — что и говорить». Он клялся, что только что ее сочинил.

У меня был автограф. Я сначала шибко обиделась на всякие «длинные хвосты», но потом сказала: «Перепиши текст». И он переписал.

Потом было еще несколько случайных встреч... В 76-м я была на спектакле, видела «Гамлета», после спектакля мы поехали в Коломну, там было три концерта.

Потом я была на «Вишневом саде».

— А ваше впечатление от концертов? К этому времени уже произошло у вас «открытие» Высоцкого?

Да, тогда уже произошло. Впечатление от концертов? Мне сложно говорить, потому что я всё равно так и не сделалась просто слушателем или зрителем. Была договоренность, что один концерт я буду слушать из зала, а на два других мне ставили на сцене стул. И он менял репертуар: «Если тебе будет скучно, ты иди и отдохни». Но я все три концерта просидела. Да, тогда это уже было окончательное открытие, так сказать, открытие до конца.

— Изменился ли Владимир Семёнович за те годы, которые вы его знали?

Когда я в 76-м году ехала на встречу с ним, а ехали мы с Феликсом Антиповым, то все, провожая меня, были в ужасе: «Зачем ты это делаешь? Ты увидишь совсем другого человека... Нельзя, нельзя, нельзя, и не надо разбивать свои детские или полудетские иллюзии». Но когда мы встречались, всё моментально становилось таким же детским, как оно и было. Я перемен не замечала. Совершенно! В 76-м году меня Феликс привез и сказал: «Жди, сейчас подъедет “мерседес”, и он выйдет». Но я совершенно не знаю, что такое «мерседес» и что такое «жигули»... Я стояла, меня всё дальше и дальше оттесняли, я отходила и думала: «А не сбежать ли мне вообще?» Вдруг подъехала машина — Володя выбежал, схватил меня за руку, мы побежали в театр. Прошли через служебный вход. Сказал: «Сиди!» Я села. Подошла какая-то грозная женщина и сказала: «Вы с кем?» Жутким таким голосом. Я сказала: «Я — с Высоцким». — «Тогда сидите!» Потом появился Володя, мы опять куда-то побежали, то есть не было такого момента, когда бы мы вот так «вглядывались». А через этот момент проскочили — и всё! Всё было таким же точно, вплоть до походки и вплоть до манеры поведения.

— И такой банальный вопрос, я его всем задаю. Главная, на ваш взгляд, черта характера Высоцкого?

Как вам сказать... Мне кажется, что он всегда точно знал, чего он хочет, и очень целеустремленно к этому шел. Теперь это в громадном дефиците. И надежность! Были, конечно, и человеческие слабости, но тем не менее — надежность. И нежность... нежность. Со всей своей дерзостью он был очень нежным всегда.

1988

Зачётно! 

Как проходили концерты Владимира Высоцкого в Барнауле в 1964 году? Казалось бы, что общего у Высоцкого с Алтайским краем? Оказывается, Владимир Семенович бывал здесь на гастролях в далеком 1964-м.

Вот радио опять заверещало
А в след раздались вопли -караул!
Затеяли интригу летящие на Ригу,
Их самолет угнали в Барнаул...
Барнаул это вам не Бейрут,
Зря Рижане поверили - врут!
Террористы туда не попрут,
Их там мигом самих заберут.

Печальная дата (25 июля) прошла на нашем форуме незаметно    хотя наверняка творчество Владимира Высоцкого по душе многим форумчанам 
Просто вспомним....

В сон мне - желтые огни

Отредактировано славик сарсикеев (05-08-2018 19:06:37)

Владимир Высоцкий "искал снежного человека" на Чимбулаке

"Какие песни пели мы в ауле!
Как прыгали по скалам нагишом!"
Владимир Высоцкий

Добирались  с приключениями, о которых честно, но скупо Владимир Семенович поведал в первом же письме: "«У нас двое отстали, а потом догоняли поезд на ручной дрезине». В январе 1963 года Высоцкий прибыл  в Алма-Ату на съемки кинокомедии "Штрафной удар". Ему предложили сняться в эпизоде, сыграть спортсмена - гимнаста. 

Роль так себе, сценарий больше похож на фельетон в сатирическом журнале  "Крокодил", но Высоцкому нужны были деньги - недавно родился сын, работы мало.

Из писем жене Л. Абрамовой:
"Гостиница "Казахстан" самая шикарная гостиница в Восточном полушарии. Здесь даже батареи в стенах, не говоря об остальном. Сегодня в одном месте стало течь, рабочие пришли, ломали стену, починили и опять замуровали."

"Сегодня собирались поехать на барахолку. Это такой рынок, где легализирована спекуляция. Там, говорят, все есть: верблюды, слоны, леопарды, и ролс-ройсы выпуска 1963 г.  Хотел разузнать насчет шерсти. Но денег не дали. .. Здесь поют мои песни. Встретил Айманова. Это он привез. Правда, все имена изменены на казахские.  А так ничего."

Про ролс-ройсы шутил, конечно, шерсть, по просьбе жены,  искал верблюжью - нашел. С Шакеном Аймановым был знаком еще с Москвы. Судя по письмам, Высоцкий  в Алма-Ате мерз на соревнованиях по конькам, громко пел в ванной, за что получил  замечание от горничной, бешбармак запивал зеленым чаем, хотел купить 20 каракулевых шкурок  по 5 рублей - "жуткая дешевизна" , огорчался, что не купил, а так же давал концерты, цитата "эксплуатируют как негров". 

Из писем жене Л. Абрамовой:
"З-ий день подряд снимаем в горах, на высоте около 2 тысяч метров. Уши закладывает как в самолете, дышать тяжеловато. Но красиво там, лучше чем в Швейцарии, потому что там одни швейцарцы, а здесь казахи , а они наши, советские люди. Ездят на лошадях, увидел, сердце заныло. Попросил покататься".

"...Ездил на казахском мустанге. Он скакал с пика на пик.  Упасть я не упал, но ноги натер.  Казахи сказали, что из меня выйдет "сыльно хороший джигит".

Вначале режиссер Вениамин Дорман говорил актеру, что нужно будет кататься на коньках, на Медео,  но пришлось осваивать и горные лыжи на Чимбулаке, чему Высоцкий совсем не обрадовался. Длительное время жили на лыжной базе, высоко в горах. Погода была крайне неудачной для съемок - туман, и несколько дней ждали, когда распогодится.    «Хочу посмотреть снежного человека» - , так, по воспоминаниям коллег, говорил Владимир Семенович,  отправляясь на прогулку   по  склонам  Заилийского Алатау.

Из писем жене Л. Абрамовой:
"Любимая! Если бы ты могла себе представить, где мы живем! Я писал, что в пещере. Нет! Хуже. На высокогорной лыжной базе. Здесь курева нет, воды нет, света нет, телефона нет, снега нет, лыж нет, солнца нет. Ничего нет. Одни горы, туман и одни и те же рожи. Быстро ходить нельзя - задыхаешься, крепко спать нельзя - просыпаешься, много есть нельзя- объедаешься. Черная жуть в клетку... Вниз нас не пускают, потому что дороги обледенели и подняться  сюда можно только на тягаче, а он и так перегружен, а потом здесь рыскают дикие барсы и козлы,  они едят и бодают одиноких мужей и отцов. Нас здесь кормят на убой - 3 раза в день. Не есть нельзя, иначе не чем заниматься, но много есть - еще хуже. Я катался на лыжах. Падал....".

Высоцкий в Алматы отчаянно скучал по жене и маленькому сыну, жаловался в письмах:"занавески грызть готов от скуки" . Но потом, когда приехали его друзья -  артисты,  все, по некоторым данным,  немного поменялось.   

Из книги Федора Раззакова "Владимир Высоцкий: "Я вернусь"
" Когда у артистов кончились суточные, именно Высоцкий предложил ловкий ход: наклеить на лица бороды и, вооружившись гитарами, пройтись с шапкой по электричкам. При этом исполнялась старинная жалостливая песенка: "Я родственник Левы Толстого, его незаконнорожденный внук. Подайте, кто сколько может, из ваших мозолистых рук. и люди подавали."

Правда, не очень понятно о каких электричках идет речь. Может, это были трамваи? А может, эпизод был несколько иным? Про Высоцкого много легенд сочиняли. Но, говорят,  за подобное хулиганство Высоцкому и  другим участникам, гонорар распорядились выдать позже, из-за чего у Владимира Семеновича произошел скандал с администратором, и, якобы, великий бард даже стукнул администратора термосом. По голове. Но до большого скандала не дошло. За хулиганство не наказали, гонорар выдали..
Но это был не последний съемочно-казахстанский  период  Высоцкого. Тогда же, по окончании съемок, буквально спустившись с гор,  актер встретил  в Алма-Ате московского приятеля - сценариста и режиссера Анатолия Галиева, он и предложил принять участие  в очередном проекте, пообещав, что на горных лыжах кататься не придется.  Через несколько месяцев, в мае, на "Казахфильме" уже шли  съемки фильма "По  газонам не ходить".

Из воспоминаний сценариста и режиссера Анатолия Галиева:
"Я в фильме  использовал случай, который наблюдал в Темиртау до восстания: директор завода в ответ на какую-то жалобу уволил две бригады рабочих, а те, будучи пламенными патриотами, продолжали ходить на работу без зарплаты — забастовка наоборот".

"Володе была прописана приличная роль,- говорил Галиев, - одна из главных".  Снимали  также в Алма-Ате, Высоцкий опять поселился в гостинице "Казахстан". "Болтаюсь по студии, снимаю мерки,  денег нет, за гостиницу доплачиваю рубль с чем-то", - из письма жене.

Из воспоминаний актера Льва Прыгунова:
"Мы с Высоцким  начали сниматься в этой картине, сценарий был такой отвратный, мы согласились сниматься,  потому что у меня мама в Алма- Ате , а его попросили из театра, у меня не было прописки,  меня тоже попросили из Москвы,   и мы пошли". 

Говорят,  в Алма-Ате тогда   стояла жара. По воспоминания Льва Прыгунова,  прямо на съемочной площадке Высоцкому стало плохо,он потерял сознание. Якобы, врач  сказал:  "Проблемы с сердцем  на фоне нервного истощения". Похоже,  первый сердечный приступ у Высоцкого был как раз в Алма-Ате.  На "скорой" его увезли в больницу, актера заменили, и  фильм вышел на экраны без Высоцкого.

Из воспоминаний актера Льва Прыгунова:
"Высоцкий был много раз в Алма-Ате , на съемках, это был 1963 год, и потом он был с театром,  приезжали на гастроли, и спектакли их шли напротив памятника Абая, вот этот концертный зал. Я был у него на спектакле, потом моя мама сделала пельмени и пригласила несколько актеров, у нас был и Боря Хмельницкий, и Васильев,   шикарные пельмени были у нас дома".   

Но и в других городах Казахстана Высоцкий бывал неоднократно и с концертами,   и спектаклями. Только небольшой список - Усть-Каменогорск, Шымкент, Павлодар - в общем, немало.

Из книги Юрия Сушко "По-над пропастью":
"С берегов Камы театр отправился в Казахстан. Там к Любимову приехал командующий военным округом- «Уговорите Высоцкого, чтобы он спел для солдат». . Любимов отнекивался: «Мне начальство московское запретило». А у генерала взыграла кровь: «Я тут хозяин. Я командую округом, а не ваше начальство Прошу вас, поговорите, уверен, он не откажет». Владимир сразу согласился: «Пожалуйста. Поедем». Собралось огромное количество народу. Автобус, на котором он должен был выступать, солдаты перенесли на небольшой холм. Пел больше часа, и когда закончил, командующий вздохнул: «Мне бы такое влияние на солдат иметь, как Высоцкий...»

На казахстанскую землю Высоцкий впервые ступил летом 1958 г. После окончания 2-го курса студенты Школы-студии МХАТ отправились в поездку по Павлодарской области. Как вспоминал позднее сокурсник Высоцкого В.Камратов, "на целину должен был поехать весь курс, но ребята начали сачковать, не ходить на репетиции".*1 Понятно, что отнюдь не все москвичи мечтали мотаться в жару по полевым станам и ночевать в клубах. Высоцкий же с молодости отличался "охотой к перемене мест" и поехал с удовольствием. Студенты Школы-студии МХАТ на выездном концерте.
Казахстан, лето 1958 г.
Фото из коллекции И.Попова (Москва)

       Рассказывает участник той поездки Г.Ялович: "На целину мы поехали после 2-го курса... Володя хотел показать китайский танец с лентами. "Я это сделаю. Сделаю – и всё". Но раза три прямо на сцене у него путались эти ленты... Кроме того, мы с ним пели куплеты на мотив песни "Чёрное море". Был такой кондовый текст про управдомов и продавцов, а нам это необыкновенно нравилось. И восторг публики был неописуемым".*2

       Более подробно о программе москвичей на целине рассказал другой её участник, Р.Вильдан: "Программа была составлена в двух аспектах, так сказать, академическая и развлекательная. В первом отделении – отрывки из спектаклей, художественное чтение, композиции по пьесам. Во втором, естественно, что-нибудь весёленькое: песни, танцы, пляски, интермедии. Вот для второй части Володей были написаны куплеты на мелодию известной песни "У Чёрного моря". Помимо заранее написанных, было оставлено место для таких, которые носили бы чисто "здешний", местный характер. Это означало, что перед каждым концертом кто-нибудь из нас "шёл в народ" и из разговоров, бесед узнавал местные беды, жалобы, претензии... Всё это передавалось Володе, и он тут же (бывало, за 5-10 минут до начала концерта) строчил куплеты, что называется, "на злобу дня"... Всё это, может, и не соответствовало мировым стандартам, но принималось всегда восторженно".*3

       Молодые артисты побывали в разных селениях – русских, казахских, немецких, чеченских. И вот ведь как вышло: другие забыли ту поездку, а у Высоцкого она отложилась в памяти. Через двадцать лет написал он в песне "Летела жизнь": "Так что чечены, жившие при Грозном, намылились с Кавказа в Казахстан". Пригодились юношеские впечатления.

Прошло чуть более шести лет, и в августе 1970 г. Высоцкий снова приехал в Казахстан. В тот раз он, в основном, выступал в Чимкенте.

       В воспоминаниях М.Плисецкой есть описание этого города, который будущая балерина посетила в 1939 г.:
       "Пыль до небес, до самого солнца, одноэтажные мазанки, вьючные ослы – главный городской транспорт".*7

       Вероятно, Чимкент 1970 года отличался от города, описанного Плисецкой, не менее разительно, чем приехавший туда Высоцкий от самого себя шестилетней давности. Теперь на его счету были главные роли в фильмах "Вертикаль", "Служили два товарища", "Опасные гастроли", крупные роли (в том числе роль Галилея) в спектаклях Театра на Таганке. Ну, а песни его знала, без преувеличения, вся страна.

       "На концертах Высоцкого побывало около десяти тысяч зрителей Чимкента, Кентау, Белых Вод", – сообщала чимкентская газета "Южный Казахстан" 1 сентября 1970 г.

       В библиотеке Высоцкого есть книга, подаренная ему казахстанскими зрителями. На ней надпись: "Уважаемый Владимир, студия "Бригантина" приветствует Вас в нашем городе! Вы нам определённо нравитесь! 31.VIII.70 г. Чимкент".*8 Мемориальная доска в ЦПКиО Шымкента.
Фото – на сайте газеты ''Казахстанская правда''

       В августе 2003 г., как сообщала в номере от 23 августа 2003 г. выходящая в городе Астана газета "Казахстанская правда", в Центральном парке культуры и отдыха Шымкента (так теперь называется Чимкент) открыта мемориальная доска Владимиру Высоцкому.

       Журналистка газеты "Казахстанская правда" Л.Доброта встретилась с инициатором открытия доски, основателем частного музея Владимира Высоцкого в Шымкенте П.Кузнецовым, рассказавшем ей о приезде Высоцкого в Шымкент в августе 1970 г.

       "Известие о том, что в Шымкент приезжает Высоцкий, бурно обсуждалось в нашем лётном отряде, – вспоминает Павел Кузнецов (он – бывший лётчик гражданской авиации, – М.Ц.). – Концерты проходили в летнем кинотеатре на две тысячи мест, располагавшемся в конце центрального парка. Вообще-то петь он должен был в филармонии, но там вместимость зала в четыре раза меньше, а желающие буквально осаждали здание филармонии. В парке как раз гастролировала абхазская оперетта, собиравшая публики куда меньше, чем концерты московского барда. Тогда-то и договорились директор областной филармонии Зоя Шинжирбаева и директор летнего кинотеатра Насреддин Сайдулаев, что Высоцкий будет петь в летнем кинотеатре, а оперетта свои постановки перенесёт на летнюю эстраду... Всего в первый приезд у Владимира Семёновича в нашем городе было шесть концертов".*9

       Здесь возникает логичный вопрос. Согласно анонсу в газете "Южный Казахстан" (Чимкент, 29.08.1970 г.), в Чимкенте должно было состояться более десяти концертов. Как вышло, что при огромном числе желающих послушать Высоцкого состоялось только шесть выступлений? Похоже, здесь ещё требуется работа по уточнению фактов.

       Помимо Чимкента, Высоцкий выступал, как уже сказано ранее, в Белых Водах и Кентау. О выступлениях в Кентау говорится в цитируемой выше статье Л.Доброты: "Концерты в Кентау проходили в двенадцать и четыре часа дня, и горком партии по просьбе трудящихся принимал даже специальное постановление о продлении рабочего дня на два часа, чтобы люди могли послушать уже тогда весьма популярного барда

Существует информация, что в Усть-Каменогорске Высоцкий выступал по местному телевидению, а интервью с ним транслировалось по городскому радио.*14 Звучит интригующе, но ряд неточностей заставляет усомниться в правдивости журналиста А.Столповского.

       Во-первых, в статье указано, что в Усть-Каменогорск Высоцкий прилетел после гастролей в Алма-Ате, чего на самом деле не было. Во-вторых, по словам автора статьи, Высоцкий рассказал, что приглашён сниматься в фильмы "Бегство мистера Мак-Кинли" и "Приключения Робин Гуда" и пел песни из этих картин. Напомним читателям, что первый из упомянутых фильмов снимался в 1974 г., второй – на год позже. Остаётся только гадать, придумал ли журналист всё до последней запятой или что-то из описанного им происходило в действительности. В гостях у В.Фомина. Алма-Ата, осень 1973 г.
Фото из коллекций В.Чейгина (Санкт-Петербург) и И.Попова (Москва)

       Осенью 1973 г. Высоцкий приехал в Казахстан в последний раз. Он оказался там в составе труппы "Таганки", совершавшей гастрольную поездку по Узбекистану и Казахстану.

       Информации об этих гастролях очень мало. Практически отсутствуют упоминания об алма-атинских выступлениях в мемуарах ветеранов "Таганки", сохранилось лишь две очень плохого качества фонограммы выступлений артистов театра с концертными программами в АН КазССР и Институте ядерной физики АН КазССР, специалистам известны несколько небольших заметок о спектаклях "Таганки" из казахстанской прессы. В их числе – серия интервью с ведущими актёрами театра, опубликованных в газете "Ленинская смена" (Алма-Ата) 3 октября 1973 г.

       В числе отвечавших на вопросы журналистов был и Высоцкий. В немногих словах он рассказал о своём понимании роли Гамлета: "Мой Гамлет совсем не инфантилен. Он многое знает, он не решает: быть или не быть, убивать или не убивать. Его бесит то, что этот вопрос человечество решает со дня зарождения и всё никак не может решить, и всё должно убивать, убивать. Значит, что-то не в порядке в этом мире".

       К объяснению роли Гамлета Высоцкий возвращается и в другом интервью, данном им в Казахстане. Оно опубликовано 5 октября 1973 г. в "Вечерней Алма-Ате".
       "Я играл не мальчика, который не знает, что ему нужно. Он воспитывался с детства быть королём. Он был готов взойти на трон. Но он раздвоен. Он вырвался из того мира, который его окружает, – он высокообразован, может быть, мягок. Но ему надо действовать методами того общества, которое ему претит, от которого он оторвался. Вот он и стоит одной ногой там, одной тут".

       Об этом интервью вспоминает фотокорреспондент Вячеслав Каморский, живущий ныне в Калуге:

       "Был 1974 год. (Это ошибка мемуариста: на самом деле дело происходило в 1973 году, – М.Ц.) Работал я в газете "Вечерняя Алма-Ата" фотографом. В городе гастролировал Московский театр на Таганке. Городской комитет Компартии Казахстана, органом которого была наша газета, обязал широко освещать это событие. Особое внимание просили обратить на спектакль "10 дней, которые потрясли мир" по Джону Риду.
       После утренней планёрки ко мне подошёл корреспондент отдела искусства и литературы Евгений Гусляров и попросил сфотографировать кого-то из артистов "Таганки".
       В гримёрной Дворца им. Ленина (ныне Дворец Республики, – М.Ц) нас встретил невысокий, крепкий, лет тридцати пяти парень. Назвался Владимиром. Тысячи и тысячи людей, особенно молодых, несмотря на упорное замалчивание Высоцкого официальной пропагандой, по песням, звучащих с магнитофонных лент, хорошо знали голос Володи.
       Я же, каюсь, в своём Казахстане больше смотрел на мир через глазок видоискателя фотоаппарата, и ни певцами, ни артистами (разве что местными артисточками) особенно не интересовался.
       Первые Володины слова при встрече, признаться, сильно удивили. "Ребята, – сказал Высоцкий, – за месяц гастролей по Средней Азии я давал интервью раз пять. Результат нулевой. Ни одной публикации. Так что мне не жалко, давайте поговорим, но это дохлый, скажу вам, номер".  Во время интервью корреспонденту газеты ''Вечерняя Алма-Ата''.
Дворец им. Ленина (ныне Дворец Республики), Алма-Ата, осень 1973 г.
Фото – Вячеслав Каморский (Калуга),
опубл. на сайте ''Forbes Kazakhstan''
       Тем не менее, разговор состоялся, и очень даже продолжительный. Труппа в это время репетировала: Володя то уходил на сцену, то возвращался к нам в гримёрную. Гусляров вёл беседу, я фотографировал, не жалея плёнки. Старался поймать нюансы его мимики. Так в общей сложности продолжалось часа два.
       А потом все вместе пошли обедать. В столовой Володя заказал манты. Из солидарности мы сделали то же. Вскрыв вилкой один мант, я про себя чертыхнулся, увидев содержимое – много варёного лука и самую малость мяса. Собрался возмутиться, но Володя меня опередил, заказав ещё одну порцию. Да-а, то, конечно, была пародия на манты. Но понимали это мы с Женькой, истинные алмаатинцы, искушённые в восточной кухне, но не Володя. Мысленно пожалел тогда артиста: бедняга, дескать, получает каких-нибудь семьдесят рублей в месяц, недоедает, даже такому кулинарному посмешищу рад.
       Откуда ж мне было знать, что в Москве Высоцкий в те времена раскатывал на трёхсотом "Мерседесе" и с Мариной Влади объездил полмира. (Здесь мемуарист ошибается: к моменту описываемого интервью Высоцкий съездил во Францию только один раз, и "Мерседеса" у него ещё не было. И многочисленные поездки по миру, и дорогие машины были у Высоцкого впереди, – М.Ц.) Словом, отобедали, пожали друг другу руки и разошлись.
       По пути в редакцию Гусляров объяснил мне, что с публикацией интервью могут возникнуть серьёзные проблемы. В партийных верхах Высоцкого, мягко говоря, недолюбливали за песни, смелые и глубокие.
       Впрочем, это не помешало Жене быстро сделать материал, а мне фотографии. Дело оставалось за подписью редактора.
       Между тем, главный редактор нашей "Вечёрки" в то время был в круизе по Средиземноморью. Его первый заместитель, ярый партиец, цербер в душе и по должности, вторую неделю маялся на больничном. Ответственный секретарь, тихий боязливый пьяница, тоже под крышей больничного третий день обмывал родившегося сына. Оставалась второй заместитель – милейшая Нина Ефимовна, жена полковника КГБ, работавшая у нас больше года.
       К дверям её кабинета мы вырулили к утру следующего дня. Не дойдя до стола метра три, мы рухнули на колени и поползли, протягивая ей двести строк текста с фотографиями.
       Не на шутку перепуганная, ничего не понимающая женщина кинулась к нам: "Мальчики, что с вами?" Женька понурил голову: "Пока не подпишете – с колен не встанем!".
       Сев за стол и нахмурив брови, замредактора долго читала, правила текст. Изредка поглядывая на нас, всё ещё стоящих на коленях, и осуждающе покачивая головой. Напоследок её рука с авторучкой взмыла вверх, замерла – резко, как беркут на добычу, ринулась вниз к бумаге и, клюнув в статью, поставила подпись.
       Тираж номера "Вечёрки" в сто тысяч экземпляров с материалом о Владимире Высоцком алмаатинцы раскупили без остатка".*15

       Ещё от одного интервью Высоцкий отказался сам. Вспоминает бывший журналист алма-атинской газеты Б.Муллокандов, бравший во время гастролей "Таганки" интервью у В.Золотухина:  Алма-Ата, Дворец культуры им.Ленина (сейчас – Дворец Республики)
и Академия наук Казахстана.
Фото – на сайте ''АЛМАТЫ И ОКРЕСТНОСТИ''
       "Пристроились мы в гримёрной Дворца имени Ленина. Так совпало, что в этой комнате, в дальнем углу коллега из молодёжной газеты беседовал с Высоцким. Золотухин, ответив на вопросы, попрощался и ушёл. А минут через десять закончил и Высоцкий. Мы с фотокорреспондентом областной газеты Юрием Смирновым всё это время сидели, не шелохнувшись. Только Юра, разок-другой щёлкнув затвором, шепнул: "Попросим, чтобы спел?".
       Я мотнул головой – неудобно. Но Высоцкий сам потянулся за гитарой. Спел он, кажется, три или четыре песни... До окончания гастролей время ещё было, и я рассчитывал, что успею поговорить с Высоцким. Через пару дней позвонил ему в гостиницу... Владимир Семёнович мою просьбу выслушал, но от беседы отказался наотрез. Ближайшие дни и ночи, пошутил он, забиты доверху...".*16

       Помимо двух упомянутых выше выступлений артистов "Таганки", в которых участвовал и Высоцкий, известно ещё о двух его выступлениях в Алма-Ате. Вспоминает А.Пуриц:
       "Судьба свела меня с ним (с Высоцким – М.Ц.) в 1973 году на гастролях театра в Алма-Ате. Владимир Семёнович встречался со студентами КазГУ, и я оказывал некоторое содействие. Накрыв дома хороший стол, надеясь пригласить Высоцкого на обед, поехал в университет. Машину припарковал у самого входа. Перед началом мне удалось познакомиться и поговорить с Высоцким. Я был поражён простотой общения с ним. В разговоре намекнул на обед. Он мне прямо ответил, что он не пьёт, но пообедать можно, если останется время...
       После концерта мы вышли на улицу, с намерением поехать ко мне на обед. В этот момент подъехал милицейский "газик". Мой друг Максим Есентугелов, который был со мной, прокомментировал: ""Ну, погоди!" пожаловали!" Вышедшие из машины сотрудники милиции подошли к нам и обратились к Высоцкому с просьбой дать концерт в МВД КазССР. Высоцкий улыбнулся и сказал, обращаясь к нам: "Извините, ребята, не могу отказать советской милиции", – и сел в "газик"".*17

       Выше говорилось, что существует лишь две фонограммы с голосом Высоцкого, записанных во время гастролей "Таганки" в Алма-Ате. Однако если верить статье, опубликованной в 1993 г. в газете "Семья",*18 то есть ещё одна запись. Она недоступна для исследователей, и это безумно жаль, ибо запись – ценнейшая: Высоцкий читает свои стихи в доме своего алма-атинского приятеля. Известны лишь несколько стихотворений Высоцкого в авторском исполнении, а тут – четырёхчасовая фонограмма. Вот только добраться до неё невозможно, да и неизвестно, живёт ли ещё там, в Алматы, её владелец...

       В 1990 г. профессиональная поэтесса С.Гордеева, публиковавшаяся под псевдонимом Светлана Мощева, выпустила в Алма-Ате сборник "Мой Высоцкий", куда вошло более сорока (!) стихотворений, посвящённых любимому поэту. Хотя за годы, прошедшие со дня смерти Высоцкого, опубликованы многие тысячи стихов его памяти, сборник С.Гордееевой уникален. Во-первых, это были первые стихи памяти Высоцкого, увидевшие свет, а во-вторых, это единственный случай, когда один автор создал столько произведений, посвящённых Владимиру Высоцкому. В дальнейшем поэтесса изменила псевдоним, и стихи памяти Высоцкого писать продолжала уже как Светлана Ермолаева. В 2008 г. в Алматы вышел её новый сборник "Мой Высоцкий".

       В 2007 г. очень интересную работу создал композитор и музыковед из Павлодара Н.Шафер. Автор проекта – крупнейший специалист по творчеству композитора И.Дунаевского. Как известно, Дунаевский и Высоцкий ушли из жизни в один и тот же день, 25 июля, с разницей в 25 лет. Н.Шафер издал двойной компакт-диск "25 июля". На нём работы Высоцкого и Дунаевского собраны по парам: песня Высоцкого и соответствующая ему по тематике мелодия Дунаевского. Издание абсолютно уникальное!

_______________________________________________